В преддверии Рождества не хочется говорить о грустном.

Да и какой грустью может быть омрачён этот великий христианский праздник для верующего человека, целый год ждавшего светлой встречи с Младенцем Христом?

Давным-давно, школьницей, я открыла для себя поэзию Бориса Пастернака. Его стихи в школе тогда «не проходили». Тем заманчивее, тем слаще было, собравшись дома у кого-нибудь из одноклассников, читать по очереди полюбившиеся строки. Я выбрала вот эти:

Снег идёт, снег идёт.

К белым звёздочкам в буране

Тянутся цветы герани

Сквозь оконный переплёт.

Снег идёт, и всё в смятенье,

Всё пускается в полёт,

Чёрной лестницы ступени,

Перекрёстка поворот.

Снег идёт, снег идёт…

Комната закружилась в снежном вихре слов, голос набирает силу, увлечённый ритмом стихов – и вдруг спотыкается:

…Не оглянешься, и – Святки.

Только промежуток краткий,

Смотришь, там и новый год…

Какой «новый год», откуда он взялся после Святок, после Рождества?

Нам, советским школьникам, привыкшим видеть наших бабушек собирающимися к ночной Рождественской службе во время школьных новогодних каникул, показалось на мгновенье, что поэт ошибся или устроил переворот во времени ради спасения рифмы и ритма. Да нет же, это искромётный Пастернак, а не современное выморочное стихосложение. Пришлось спросить у тех же бабушек. И они открыли нам тайну: «старый новый год», смешащий нас своим названием, – никакой не старый, а – единственно законный, православный!

Веками на Руси жили по установленному порядку, когда трудовые будни перемежались долгожданными церковными праздниками, в которые никто – ни царь, ни боярская дума, ни самодур-помещик – не мог заставить простой люд работать. Им и в голову не могло прийти посягнуть на установленные Богом и Церковью праздники и посты. Лишь первый наш император, Великий Пётр, обязал, на западный манер, праздновать новый год 1-го января. До этого исторического события Церковь считала лета «от сотворения мира» – от Адама. Пётр не отменил это летоисчисление, и до сих пор в церковных календарях 1-е сентября (по старому стилю) отмечено как «индикт – день церковного новолетия». Впрочем, этот день, в отличие от гражданского нового года, никогда и не считался выдающимся праздником. Зато 1-е января стало отмечаться шумно и весело. Что опять-таки не нарушило в принципе церковного благолепия: ведь главный зимний праздник христиан (а значит, подавляющего большинства жителей тогдашней Руси) – Рождество Христово – наступал 25-го декабря и праздновался целых 11 дней, получивших название Святки, то есть – святые дни. По церковному уставу в эти дни отменяется пост в среду и пятницу, и все, взрослые и дети, отстояв с утра праздничные литургии (хотя бы первые три дня Святок!) ходят в гости, принимают гостей у себя, участвуют в весёлых зимних забавах. Чудесные картины Рождества и Святок оживают перед нами сегодня на страницах рассказов И.Шмелёва, В.Никифорова-Волгина – последних свидетелей ушедшей эпохи.

Революции 1917 года разбили все основы, взорвали фундамент Российского государства, разрушили старый мир «до основанья». И только Церковь, несмотря на терзающие её внешние нападки и внутренние нестроения, очень долго продолжала хранить чистоту Православия. Когда в 1918 году советская власть перешла вслед за западными странами на Григорианский календарь (так называемый новый стиль), наша Церковь осталась верна традиционному для Православия Юлианскому летоисчислению. Вот и вышло, что гражданский новый год для Церкви – незаконнорожденный самозванец. Григорианский календарь бежит впереди Юлианского на 13 дней. Сегодняшнее 1 января – на самом деле только 19 декабря, начало заключительной недели Рождественского поста, которую церковный устав (книга «Типикон») повелевает провести в особо строгом воздержании, запрещая, помимо прочего, употребление в пищу рыбу даже в субботу и воскресенье – дни, когда в предыдущие недели Рождественского поста рыбу есть разрешалось.

Всем верующим хорошо известно, что пост – это воздержание во всём: в пище, развлечениях, увеселениях, даже в простом «ничегонеделании». Это время молитвенного подвига и покаяния, время усиленной работы над христианским состоянием своей души, чтобы она, очищенная постом, омытая покаянием, в обновлённых одеждах, явилась на светлое торжество Рождества Христова. Позади – пять недель трудного пути, впереди – несколько дней. И тут на нашей дороге вырастает последнее искушение – новый год. И мы с необъяснимой безысходностью, с придуманной нами самими необходимостью включаемся в предпраздничную суету и в само «торжество», которое, в сущности, не что иное как ночное чревоугодие (какая уж там рыба!) и разгульное веселье под сопровождение давно уже опостылевшего всем телевизора. Безумство нашего поведения усугубляется ещё и тем, что 1-го января (19-го декабря по церковному календарю) празднуется память святого мученика Вонифатия, которому очень многие православные молятся об исцелении от недуга пьянства их родных и близких. Услышит ли наши мольбы о помощи святой, день памяти которого мы ежегодно оскверняем?

Почему нам кажется невозможным «нарушить традицию», пойти не в ногу со всеми? Да и со всеми ли? Если мы поговорим с теми, кто стоит рядом с нами на службах в храме, то с удивлением узнаем, что «идут в ногу» далеко не все. И каждый из этих «не всех» находит свой способ избежать новогоднего искушения: кто-то уединяется в дальней комнате большого дома, кто-то идёт в храм, если храм в эту ночь открыт, кто-то и вовсе живёт один и, плотно зашторив окна, читает Псалтирь… А где-то те, кто не хочет участвовать в ночном бесновании, уже объединились и собираются вместе для молитвы или духовного чтения. Неужели мы, сотворённые по образу и подобию Божию, не устоим перед искушением мира, неужели не допостимся такую малость?

Снег идёт, снег идёт,

Словно падают не хлопья,

А в заплатанном салопе

Сходит наземь небосвод.

……………………………

Потому что жизнь не ждёт.

Не оглянешься и – Святки.

Только промежуток краткий,

Смотришь, там и новый год…

Борис Леонидович Пастернак, переживший революцию и все её страшные последствия, так и не сумел перевоспитаться, стать «новой исторической общностью – советским народом». Эти чудные строки он написал в 1957 году.

Марина Захарчук