Ивнянское благочиние

статья «Умерла моя соседка Нина» (от 4 ноября 2015 г.)

Нина!? Умерла!?? Как!!?? – хотелось крикнуть мне её сыну, принесшему скорбную весть. Но я сдержалась: за 30 с лишним лет в «должности» жены священника я научилась любые известия встречать спокойно. По крайней мере – внешне.

Но Нина!? Нет, не принимает разум. Хотя за эти 30 с лишним лет на нашей небольшой улочке в каждом доме помнятся мне соседи уже бывшие. По двое, трое, четверо – в каждом доме. Как-то начала считать – сбилась. Но Нина! Как же я, да и вся улица – будем без неё?

А ведь ей было уже хорошо за семьдесят. И давление зашкаливало. Когда совсем худо станет, придёт-прихромает: «Померяй!» Да я и без меренья знаю: как в розетке, 220/127. «Нина, ну что же Вы! В больницу надо. Вот Вам таблетка под язык, полежите пока». Какое там! – «Огород зарос, полоть надо! А у тебя, вон, штукатурка на потолке обвалилась, гляди! Ночью приду, подмажу. Ты мне только стол освободи, да табуретку на него приготовь. Не удалась я ростом, не достану». И бесполезно отговаривать, отказываться. Всё равно придёт, уже после полуночи, и полезет на сооружение из стола и табуретки, и будет непослушными, скрюченными то ли полиартритом, то ли подагрой пальцами шлёпать на потолок деревенскую «штукатурку» — смесь глины, соломы и конского навоза. «Дня за два подсохнет – приду, забелю, поняла?» — скажет на прощанье.

Утром, когда я открываю дверь, на пороге стоит банка молока, заботливо укрытая от солнца листьями лопуха. Это, конечно, тоже Нина – с рассветом подоила корову, отогнала в стадо и принесла моим малышам парное молоко на завтрак. А сама, верно, уже на середине огорода окучивает картошку.

Это, конечно, память уносит меня назад. Последние лет десять Нина корову не держала, теперь уже я завела коз и пытаюсь «отдавать долги». Но получается плохо. Стоит мне занести Нине литр молока или миску творога, как тут же у меня под дверью или возле огородной калитки появляется ведро картошки или огурцов, которые у Нины всегда поспевают раньше, бывают крупнее, зеленее и вкуснее.

Она появилась у нас в доме, как только мы в него вошли. Хозяйка, пустившая нас на квартиру в начале зимы, жила у сына в Подмосковье, а ключ от ненужного зимой дома хранила… ну, конечно, у Нины. Дом встретил ледяным холодом и пустотой. Только голодные мыши носились по лавкам, не обращая внимания на людей. Первым делом Нина притащила из своего двора охапку дров, растопила отчаянно дымящую печь, поставила на неё старый таз со снегом и вымыла талой водой пол, постелила какие-то половички, связанные из полосок старого тряпья, принесла два ведра воды на коромысле из очень далёкой колонки, снова сбегала домой и вернулась с горячим ужином, а пока мы ели, притащила свою кошку. Кошка всю ночь ловила мышей и каждую приносила мне показать. К утру кошка была похожа на маленький бочонок мёда, а под половичком у моей кровати топорщилась ещё одна горка. Я приподняла половик и завопила на всю улицу: это были дохлые мыши, не поместившиеся в кошку. То ли на мой вопль, то ли увидев по свету в окошке, что мы уже проснулись, снова пришла Нина – на этот раз с тремя ребятишками-погодками – и попросила меня посмотреть за ними, пока она «сбегает проведать больную мать». Детишки были в одинаковых пальтишках и шапках (сельские магазины в то время не отличались разнообразием товара), под которыми оказались три остриженные наголо головёнки, на одной из них красовался розовый бант – его лента проходила под подбородком. Я усадила малышей за кухонный стол, дала бумагу и карандаши и предложила порисовать. Но рисовать они не стали, а на все мои вопросы молчали, как партизаны. Нинино «сбегать проведать мать» затянулось. Уже и обед готов, а её всё нет. Малыши так же молча поели мои «щи да кашу», выпили компот с печеньем… «Ну что, наелись или ещё будете?» — Молчание… Мою посуду и вижу, что они толкаются и перешёптываются. Но теперь уже молчу я. И вдруг – видимо, самый смелый, четырёхлетний Юрчик произносит: «А Наташка каже, что Серёжка каже, чтоб ты ему дала печенье!» От собственной смелости Юрчик даже зажмурился. Но на столе опять появляются печенье, конфеты, компот, и вот уже все трое наперебой рассказывают, что мамка работает «на доярне», а «мамкина мамка» живёт «в Богатой», и мамка каждый день бегает к ней между дойками (благо, в начале зимы коровы доятся меньше и реже). Тут уже я открываю рот от удивления и молчу. Богатое – это соседнее село, километрах в семи от нас. Автобус туда не ходит, так что Нине приходится бегать в прямом смысле слова. Она и бегала – до самой смерти матери. А по ночам обихаживала своё хозяйство да к соседям заглядывала, ища тех, кто нуждался в её помощи.

Сначала мне казалось, что Нина всё свободное время проводит у нас, потому что я, городской житель с университетским образованием, оказалась абсолютно беспомощна в деревенском быту. Но потом увидела, что Нинины руки нужны в каждом доме. Заболел кто-то – она с травами, настойками; родился ребёнок – она на соседском огороде (не пропадать же урожаю, пока хозяйка в роддоме). А уж одинокие старики и вовсе на её попечении.

Жила у нас на улице бабка Харитониха. Злющая-презлющая. Уж на что грубы деревенские нравы, но от Харитонихи отвернулись все соседи. Начнут, бывало, обсуждать её очередную выходку, возмущаться, а потом махнут рукой: «Ну, Харитониха – что возьмёшь! Одно слово – Харитониха». У Харитонихи была клептомания – она не могла пройти мимо чужой вещи. Чуть не каждый день соседи находили у неё на дворе свои тяпки, топоры, прищепки, детские игрушки, не говоря уже о «проверенных» грядках: выйдешь на огород, а она там, быстро бросает на землю содержимое фартука, приговаривая: «Проверяю вот – чи у меня помидоры гниют, чи у всех?» Эта Харитониха ненавидела всё живое, даже и растения. Ходит по огороду с тяпкой и бормочет: «Нечистая сила!» Затеют дети игру на улице – она на них с палкой: «Ах вы, нечистики!» А если к её двору подходила чужая курица или индюшка – убивала сразу, тою же палкой, метнув её как при игре в городки. Ни разу не промахнулась. Своих собственных собак и кошек лупила, ломая лапы и спины, а потом вешала на деревьях. Да что собак! – поговаривали, что родную сестру, а затем и мужа уморила голодом, чтоб не лежали, больные, долго, не мешали жить. Но и сама Харитониха оказалась не вечной, слегла. И целый год за ней ухаживала соседка Нина – носила еду, убирала, стирала… Схоронила и отслужила в храме все положенные панихиды. Хотя, признаться, мне очень не хотелось петь на них «Со святыми упокой». «Да ты пойми, это ж… Харитониха», — говорила мне Нина. Но звучало в этой привычной фразе не осуждение, а – жалость: мол, такая вот она, вроде инвалида, только не телом, а душой.

К покойникам соседи тоже первой звали Нину. Знали: не побрезгует, обмоет, оденет, снарядит в последний путь.

Вот так и шла-катилась Нинина жизнь. С «доярни» пришлось уйти – распухли суставы на руках. Потом была «свинарня», и там оборвалась какая-то механическая линия и на Нину упало что-то очень тяжёлое, разбило коленные суставы, досталось и позвоночнику, долго лежала в больнице, но выжила, а работать уже не могла. Ну а дальше – вы знаете. Жила, отдавая себя другим, ничуть об этом не задумываясь: просто по-другому не умела.

Откуда-то взялась в селе безродная старушка. Ладно бы просто безродная, так нет, сын у неё был и есть. Названия города, где она жила прежде, старушка то ли не помнила, то ли боялась сказать. По её словам выходило, что сын привёз её сначала на поезде в Белгород, потом на автобусе в деревню, оставил на остановке и уехал. Увидела баба Мария храм и пошла к нему. Как раз служба закончилась. Народ обступил её, расспрашивают, охают. А Нина взяла за руку и повела к себе. Так и осталась Мария жить у Нины. Памяти у неё не было, а так – крепенькая ещё старушка, без палочки, в отличие от Нины, ходила. Но… Полет Нина огород (с её-то суставами и давлением!), а Мария на скамеечке сидит тут же, греется на солнышке. И на службе в храме Мария с утра, а Нина – к «Херувимской», а то и к «Милость мира» приползает, ноги-то совсем не идут, а до храма – километр в горку. А тут вдруг и сын Мариин приезжает. Оказывается, старушка – бывшая узница детского фашистского концлагеря, ей какая-то компенсация от немецкого правительства положена. Ещё и отчитал Нину, что до сих пор не оформили. И пенсию за те месяцы, что жила Мария у Нины, стребовал. Нина и рада б отдать, да не видела она денег, Мария их получала и куда-то прятала. Стала искать в своём тайнике – нет денег. Уехали со скандалом, да ещё и слух по селу прошёл: забрала Нина деньги; хотя, возражали другие, отчего ж не забрать, Мария-то на всём готовом у неё жила. А потом Нина делала в своей хате какой-то ремонт и нашла деньги: перепрятала их Мария и забыла. А вскоре история повторилась: снова сын привёз Марию на автобусную остановку (чем уж так приглянулось ему наше село – Бог весть). Снова пришла Мария в храм. Оказалось, компенсацию от немцев получить не удалось, поздно обратились, вот и снова стала не нужна мать сыну.

А у Нины к старости только болячек прибавилось, а забот-хлопот не убавилось. Мужа схоронила, сын женился, дочь замуж вышла, внуки пошли. Всё лето под крылом у бабушки, и на огород с ней, хоть и малыши ещё, и в храм. Отстоят обедню, причастятся и убегут. А Нина сидит на скамеечке, ждёт. «Отвези меня, батюшка, домой, не дойду. Буду ждать, пока все дела закончишь». Ну как не отвезти – отвезём, конечно. И утром бы привозили к службе, да не успевает Нина «упораться» по хозяйству, ноги-то не бегают, как прежде, – ковыляют, руки не хватают – цепляют… Только глаза смеются по-прежнему и тёмно-русые волосы почти не тронуты сединой.

Умерла она внезапно. Инсульт. Лежачих больных соседей досматривала, дохаживала, а сама никого не обременила, умерла на ходу. Только и успели до больницы довезти.

Как тихо стало на улице. Нет там весёлой Нининой малышни. И ко мне в дверь поздно вечером никто не стучит, хоть потолок на кухне снова обвалился. А из двух моих коз одна почему-то этой осенью не отгулялась, значит, и молока от неё не будет. Ну и ладно, кому мне теперь молоко носить? Баба Мария перебралась в соседнее село, там есть дом престарелых. Я часто записываю Нину на панихиды в нашем храме. После того как батюшка поминает её имя, «Со святыми упокой» петь так легко! Только почему-то набегают слёзы…

Марина Захарчук

 

количество посещений (205)

Перейти к верхней панели